Не люблю болеть летом.

Не люблю болеть летом… Терпеть не могу! Когда безнадёжно валишься пластом на кровать, или уже сказать полноценную койку, весь занюханный, завёрнутый как чебурек, когда от формы типичного здорового организма переходишь в режим унылого доходяги. Тогда начинаешь непрестанно себя жалеть, усмирять Ниагару соплей, бухать смердящий сироп и заталкивать по пути в глотку капсулы с антибиотиком. Одно хорошо: медицина теперь обходится без ректальных фокусов с градусником. Ах, неподражаемый куриный бульон в кубиках, кооперативно с парой другой грелок под мышками и чудный, чудный около реальный глубокий морфийный сон! Наконец можно заслуженно отвести для самого себя пару дней по окончанию ярких рабочих будней.. Иногда чересчур затяжных по вине неудержимого влечения к плоти, когда порой выжидаешь сутками напролёт очередную аппетитную кроху со школьных занятий, аккуратно, рассчитывая время на дорогу домой и подъём/спуск по лестничным проёмам; иногда же по вине случая. Словом добрым упомянет меня в аду Аристотель, потому как являюсь я живым доказательством тому, что без вычислений и логики долго не проживёшь. К сожалению, не всё до мелочей удалось высчитать моему отмороженному левому полушарию, ибо накатила на меня хворь злополучная посреди самого тёплого месяца…
А я окрепну. Совсем скоро встану на ноги и продолжу душить. Страшись, захудалый городишко, и да соблаговолит Господь осветить вам близлежащие железнодорожные пути, опушки и подъезды. А ежели нет, то я скрою присутствие своё в ночной глади. За столько лет свет опротивел мне и даже сердце по-другому бьётся, стоит часам пробить двенадцать. Темнота – обитель моя. Беги без оглядки, маленький кусок мяса. Я чую твой запах за милю, вижу сквозь ветки деревьев твои не случайно перепуганные взоры по сторонам. Будьте готовы к худшему, когда я запрыгну и начну сдирать живьём эпителий волчьими лапами. Так называет меня ваше дрянное ни на что негодное правительство. Поймать? Меня?! Я окину твою хрупкую шею цепью, пока буду кончать в разорванную матку! По миллиметру рассеку пухлые щёки, пока не доберусь до волос, сука! Дома у меня настоящий картофельный мешок из волос. Люблю доставать их по вечерам, разглаживать и чувствовать аромат женской шампуни. Оголённая девичья грудь заставляет потеть и тогда я не нахожу себе места. Ощущение, что тело её всего мгновение назад дёргалось в конвульсиях, а сейчас уже скорее всего испустило дух, наводит меня в кураж. В такие минуты я чувствую, что по-особенному хочу близости, но не обыкновенной, а скорее нечеловеческой, на какую не способно половое удовлетворение, когда хочется проникнуть каждой частицей себя. Я теряю самообладание и, раскроив кожу от пупка до мочевого, врезаюсь лицом в неостывшее мясо, прильнув губами ощущая манипуляции крови. Только тогда мне удаётся сбавлять пыл, переводить мысли на второй план и поддаваться-таки забвению. Укрывшись под серой небесной клоакой бреду скорее домой, равномерно и гадко поскрипывая колёсиками походной торбы, что поневоле приходится брать с собой каждый раз для изувеченного. У самого подъезда останавливаюсь немного перевести дух. Вокруг сплошное ничего. Луна неожиданно осветила мне лицо, и я невольно представил себе, до чего жутко было глядеть жертвам на мой синдром Ангельмана. Последнее, что помню, так это собственный заливистый смех, неудержимый, истерический хохот. Я не понимал, от чего, но твёрдо отметил для себя: завтра снова иду на охоту... То есть я хотел сказать, когда оправлюсь. Чёрт возьми, как же я не люблю болеть летом!

Жми:

Твитнуть